Зерновые интервенции стартовали ударными темпами. На 15 апреля, после трех дней торгов, продано 400 тыс. т зерна — 23% от общего объема госфонда, который составляет 1,75 млн т. Минсельхоз ранее говорил о готовности продать 1,5 млн т зерна, вполне возможно, что по итогам торгов весь интервенционный запас будет продан полностью. С распродажей интервенционного фонда, вероятно, заканчивается и вся почти двадцатилетняя история зерновых интервенций в России.

Напомню концепцию интервенций: во время сильного падения цен государство покупает зерно, поддерживая рынок, и хранит его в фонде, во время сильного роста — продает.

Одна из ключевых проблем этого механизма — его запредельная дороговизна. Например, по текущим расценкам годовая стоимость хранения одной тонны интервенционного зерна составляет около 900 руб. в год. При этом сейчас в фонде остается зерно, купленное и 11-12 лет назад (основная доля приходится на зерно пяти-шестилетней давности). Добавьте к стоимости хранения страховку, стоимость кредитования и вы получите цифру, вполне сопоставимую с ценами, по которым сейчас зерно продается (10-14 тыс. руб./т). Помимо расходов государства есть и затраты участников рынка — нужно потратиться на поставку зерна до уполномоченного элеватора, оплатить приемку и отгрузку, тарифы на которую традиционно завышались.

Вторая проблема — при в целом открытом рынке рассчитывать на то, что интервенционные закупки принципиально могут поднять цены, тоже не приходится. В теории заметный рост цен должен приводить к оживлению импорта, например, из соседних Казахстана или Украины. 

Третья проблема — непредсказуемость механизма интервенций. Как показывает практика многих лет, было непонятно, когда именно и где начнутся закупки или продажи. Формально ежегодно в соответствии с законом государство обязано устанавливать предельный уровень цен, при достижении которого должны начинаться интервенционные закупки. Это делалось и делается каждый год. Например, на текущий год цена на пшеницу 3-го класса установлена на уровне 6,5-7,2 тыс. руб./т с НДС, достижение которого представляется маловероятным. Однако и при достижении установленного уровня мы никогда не видели автоматического повсеместного старта закупок: государство размышляло, раздумывало, отбирало регионы, а цены могли продолжать падать еще месяцы. Схожая ситуация складывалась и с продажами. Такая непредсказуемость плоха и для производителей (продавать сейчас или ждать интервенций?), и для переработчиков. Например, скоро в Сибири мы можем увидеть снижение цен на пшеницу после старта интервенционных продаж. Что будут делать местные мельники со своей мукой, произведенной из дорогого «доинтервенционного» зерна?

Четвертая проблема — интервенции искажали те сигналы, которые давал рынок сельхозпроизводителям. Нужно ли в Сибири, находящей в 4-5 тыс. км от черноморских портов, столько пшеницы, сколько она производила? Наверное, нет. Но если часть удается продавать в интервенционный фонд, то — да. Итог — регион стал основным продавцом зерна государству. 

Но давайте посмотрим, что случилось с Сибирью после окончания интервенционных закупок, последние из которых состоялись несколько лет назад. Трагедии не произошло. Регион сократил посевные площади под пшеницей — стало понятно, что столько ее рынку не нужно, но резко нарастил посевы рапса, став его крупнейшим производителем в стране.

Что может быть альтернативой интервенционным закупкам? Субсидии на железнодорожные перевозки, которые сейчас использует Минсельхоз, — мера менее дорогая, ничего хранить не надо, но остальные минусы (непредсказуемость и искажение рыночных сигналов) остаются. Если задаваться вопросом и пытаться найти более системное решение, то оно, вероятно, должно быть сфокусировано на поддержке минимальных доходов фермера. В этом случае, в отличие от интервенций, государство не пытается манипулировать рынком, что-то скупая или продавая, а поддерживает его через софинансирование гарантирующей минимальный доход страховки, которая учитывает и ценовые, и погодные риски. Основный же риск несут частные страховые компании, как это сделано в США.

Намного более актуальным, на мой взгляд, является не вопрос поиска новых мер и форм поддержки — это здорово, но далеко от нынешних российских реалий. Важнейший вопрос сейчас — радикальное сокращение регулятивного давления на растениеводство, повышение предсказуемости правил игры в секторе. 

Давайте вспомним, с чем столкнулся растениеводческий бизнес за последнее время: первый проект квоты на зерно (отклонен), массовые задержки и отказы в выдаче фитосанитарных сертификатов, второй проект квот на зерно (принят), запрет на экспорт подсолнечника и сои. И это все произошло менее чем за четыре месяца (!). В загашнике у государства «спящая» вывозная пошлина на пшеницу, которая может быть оперативно повышена до любого уровня, и пугающие меня инициативы по оцифровке всего зернового рынка с выписыванием небесплатных справок на каждом этапе движения зерна. Для бизнеса все означает одно — новые рукотворные риски и издержки, в совокупности с избытком перекрывающие любые самые смелые инициативы по поддержке наших фермеров.